м.Мария: "Не бойся! Смерти нет!"

В конце гражданской войны будущая мать Мария оказалась с семьёй в эмиграции. Постранствовав по Европе, они поселились в Париже. Зимой 1925-1926 гг. заболела младшая четырёхлетняя Настя. Сначала родители не понимали, что она серьезно больна. Лишь когда её состояние стало критическим, нашелся врач, который поставил диагноз: менингит. Настю поместили в знаменитый Пастеровский институт. Матери дали разрешение находиться при ней и ухаживать. Два месяца на её глазах угасала её дочь. Рисунки-портреты, которые она делала, чтобы развлечь Настю, запечатлели её. Три из них помечены днём смерти Насти. У постели умирающей дочери она вдруг увидела всю свою жизнь другими глазами.

"Сколько лет, – всегда, я не знала, что такое раскаянье, а сейчас ужасаюсь ничтожеству своему. ... Рядом с Настей я чувствую, как всю жизнь душа по переулочкам бродила, и сейчас хочу настоящего и очищенного пути… О чем и как ни думай, – большего не создать, чем три слова: "Любите друг друга", только до конца и без исключения, и тогда всё оправдано и вся жизнь освящена, а иначе мерзость и тяжесть".

И на похоронах: «…вдруг открылись какие-то ворота в вечность... вся природная жизнь затрепетала и рассыпалась ... смысл стал бессмыслицей, и иной непонятный Смысл вырастил за спиной крылья. …В чёрный зев свежей могилы летит всё – надежды, планы, привычки, расчёты, а главное, смысл, смысл всей жизни.

Это называется «посетил Господь»… – открыл истинный смысл вещей.

Потом время ... медленно сглаживает всё. Душа опять слепнет.

Скучна, никчёмна, бессмысленна ... жизнь, ... не пронзённая пламенем вечности.

Мы видим сейчас до каких страшных тупиков это привело всё человечество.

Хочется, чтобы ... кто-то договорился до последних истин и эти истины зажгли души…».

Могила Насти находилась на русском кладбище недалеко от Парижа. Со временем на том же кладбище был приобретён более подходящий участок, куда было решено перенести прах. И ей пришлось второй раз пережить похороны. Но она с небывалой ясностью осознала, что её материнство – вопреки всем ожиданиям – скорее расширилось, чем умалилось. «Мне открылось другое, какое-то особое ... всеобъемлющее материнство. Я вернулась с кладбища другим человеком. Я увидела перед собой новую дорогу и новый смысл жизни».

Она принимает монашеский постриг, открывает общежития и пансионаты для самых обездоленных. Будучи дворянкой, известной поэтессой и художницей Серебряного века, она сама готовит, кормит, ухаживает за падшими людьми. Она сама ходит по ночлежкам, трущобам и притонам, чтобы протянуть руку помощи. И её слушают. Ей удаётся то, что кажется невозможным. И при этом она продолжает писать стихи, статьи и картины.

Был такой случай. Молодая морфинистка, которую приютила у себя мать Мария, на следующий же день украла у её дочери 25 франков. Девушку хотели выгнать. И тогда мать Мария подбросила под диван свои деньги, потом «нашла» их и сказала: вот видите, как нехорошо обвинять человека, не разобравшись. Морфинистка разрыдалась. Вот – святость !

А в годы Второй мировой войны она спасла сотни антифашистов и евреев. Но среди спасаемых оказался предатель… В конце марта 1945 года в концлагере уже была слышна канонада наступающего фронта. Гитлеровцы лихорадочно уничтожали ослабевших узников. Одна из девушек, отобранных на смерть, стала кричать и биться в истерике. Мать Мария кинулась к ней: Не бойся ! Смерти нет ! – Но КАК мне поверить в это ? – воскликнула та. – А я пойду вместе с тобой. И пошла с ней в газовую камеру. А через два дня лагерь был освобождён.

Мать Мария свято верила, что «по силе ... нашей веры мы чувствуем, как смерть перестаёт быть смертью, как она становится рождением в вечность, как муки земные становятся муками нашего рождения». «Лишь тому, кто перестал бояться смерти, одному принадлежит жизнь во всей её полноте...» Прожив 53 года, она пережила всех троих своих детей. Но, несмотря на все трагедии и беды, – она светилась. И люди тянулись к ней, как цветы к солнцу.

Она победила смерть, оставив пример потрясающей человечности. Святости!

А святость – высшее достижение человека. Ибо это – высшая мера человечности.