(рождественская  быль)

Это было под Рождество.  Зима, снег, сугробы.  Ясный месяц.  Первые звёзды.  Скрип снега под ногой.  Я возвращался домой.  Спешить было некуда и я свернул к соснам на берегу канала.  Это были необыкновенные сосны  –  коренастые, с длинными густыми иглами.  Я остановился и закурил, слушая как славно шумят сосны, расчёсывая ветер, что налетал порывами.  А в полынье канала плескались утки.  «И как им не холодно?»,  –  подумал я, ёжась в тёплой куртке.  А за каналом светился каток и дотетала музыка, стук клюшек, смех, крики.  «Полынья...  Слово-то какое!   Как  бы  не  расплескать...» 

...Рождество!  У Гоголя в эту пору сплошь чудеса творились.  А тут...  И тут я понял, что в жизни не хватает чуда.  И даже не чуда, а чего-то по-настоящему хорошего, сказочного.  «И какой дурак сказал, что сказки нужны только детям?!  Ведь счастье, к которому мы стремимся  –  это и есть главное чудо и сказка жизни!  ...Ха, а это мысль!»  –  решил я и полез в карман за блокнотом и ручкой,  чтобы  пришпилить  её,  пока  не  улетела.

Но вдруг услышал лёгкий вскрик и звук падения.  Девушка в шубке, смеясь и отряхиваясь, поднималась на ноги.  Проходя мимо, она лихо подфутболила что-то на тропинке.

–  Это  я  буяню.  –  сказала  она.

–  Ничего,  это  бывает.  –  сказал  я.

–  Это  пройдёт.

–  Конечно.  Всё  к  лучшему.

–  Спасибо !

–  Не  за  что.

–  Есть  за  что.   Доброе  слово  –  большое дело.   Так  говорит  мой  папа.  

И  она  побежала  дальше.  А с той стороны, откуда она пришла, приближался говор, шаги и скрип полозьев.  Это был санный поезд.  Поезд, конечно,  громко сказано.  Санки были в единственном числе и замыкали процессию из четырёх человек, двое из которых, малыши, сидели на санках.  Впереди шла молодая женщина  и,  оборачиваясь,  щебетала  сбивающимся  от  ходьбы  голосом:

–  Ты не представляешь, какой сегодня, Светик, чудный стишок выучила  –  как раз на Рождество.  Светланчик,  прочти  папе.   Да  остановись  же,  послушай ! 

Скрип  шагов  стих  невдалеке  и  Светланчик  не  заставил  себя  ждать. 

Тонкий  месяц,  снег  идёт,

Купола  с  крестами.

Так  и  кажется  –  вот-вот

Понесутся  сани.

Ждёшь  и  веришь  в  волшебство,

Кажется  всё  новым.

Так  бывает  в  Рождество  –

С  Рождеством  Христовым !

Звонко,  без  запинки,  пропел  детский  голос.

–  Хороший стишок.  Молодец, доча!  Всё так и есть: месяц, снег, санки.  Придём домой,  будет тебе подарок.

–  Ой, правда, пап?  А что, что за подарок?  –  встрепенулся  Светик.

–  Потерпи,  увидишь.

–  Но ты только одно словечко: это кукла, да? Которую я тебя просила? В красном платье? Ой, спасибо, спасибо папочка! – она захлопала в ладоши  и  поезд  покатил,  проезжая  мимо.

–  А Павлик после вчерашнего весь день тихий, как мышка, ну прямо ангел!  Только спросил: почему это, если кого обидишь, то и самому плохо делается?  –  ворковал  женский  голос.

–  Не  горюй,  философ.  –  улыбнулся отец.  –  Есть  и  для  тебя  подарок.

–  Папа, папа, а правда, что звёздочки это неупавшие снежинки?  –  спросила  вдруг  дочка.
–  Лиза-подлиза.  –  буркнул брат и ткнул сестру в спину.  –  И  никакие  это  не  снежинки,  а  божьи  слёзки.   Думаешь,  ему  не  обидно  на  такую  ябеду  глядеть? 

–  А  с  горки  кубарем  лететь,  думаешь,  не  обидно ?

–  Да  ладно  вам!  –  засмеялась мать.  –  Рождество ведь,  мириться надо !  

–  А  луна,  а  луна  что  такое ?  –  не  унимался  Светик.

Но я так и не узнал, что такое луна,  так как мимо меня пронёсся огромный пёс  и  закружил,  запрыгал  вокруг  санок,   мотая  хвостом  и  взлаивая  от  восторга.

 –  Фу,  обслюнявил  всю,  Ред !   И  морда  вся  в  сосульках !  –  визжал  Светик.

«ВОТ ОНО  –  СЧАСТЬЕ !»  –  хотел  было  крикнуть  я  им  вдогонку. 

Но  прикусил  язык.  Чтобы  не  сглазить...

P.S.   "Через  деток  душа  лечится...  

В  детях  три  четверти  счастья,
а  в  остальном  разве  что  одна  четверть".  

(Ф.М.Достоевский)

Вперёд !  Иного  нет  пути.

Пусть  Свет  сияет  впереди !

Пусть  согреет  Любовь  благородная,

Пусть  блистает  Звезда  путеводная !

Коли  это  возможется  –

Остальное  приложится !

ДУБЛЬ  –  2014-й !!!

(из  романа  Ф.М.Достоевского  «Братья  Карамазовы»  –  в  сокращении)

Эта  легенда  считается  величайшим  из  пророчеств  Достоевского. 

Это притча о явлении Христа во эпоху средневековой инквизиции.

Действие  происходит  в  Испании  –  где  накануне  заживо  сожгли  сотню  еретиков...

Он явился тихо, незаметно, но люди Его узнают.  Народ непобедимой силой стремится к Нему, окружает Его и следует за Ним. Он молча идёт с тихой улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в Его сердце, и лучи света Его очей сотрясают сердца людей ответной любовью...  Вот слепой старик из толпы кричит: «Господи, исцели! Чтобы мне Тебя видеть!». И точно чешуя сходит с глаз его –  и слепой Его видит…  Народ плачет и целует землю, по которой идёт Он.    «Это Он !   Это  Сам  Он !»  –  повторяют  все…

Он останавливается у собора, куда с плачем вносят открытый детский гробик: в нём в цветах лежит семилетняя девочка. Раздаётся вопль её матери, и та повергается к Его ногам: «Если это Ты – воскреси дитя моё !» Гроб опускают перед Ним. Он говорит: «Девица, встань»  –  и  девочка  садится,  и  смотрит  вокруг,  удивлённо  улыбаясь.   Кругом  –  восторг,  крики,  рыдания.

Мимо проходит великий инквизитор – высокий, высохший девяностолетний старик. Он видел, как воскресла девочка, и лицо его омрачилось. Он велит страже взять Христа.   Толпа  покорно  расступается,  и  среди  гробового  молчания  Его  уводят  в  тюрьму. 

Ночью инквизитор приходит к Нему и спрашивает: «Это Ты ? Ты ?...  Не отвечай, молчи !  Ты и права не имеешь ничего прибавить к тому, что сказал прежде.   Зачем Ты пришел нам мешать ?  Завтра же я сожгу Тебя на костре, как злейшего из еретиков.  И тот самый народ,  что  сегодня  целовал  Твои  ноги,  завтра  по  одному  моему  жесту  бросится  подгребать  угли  к  Твоему  костру». 

Христос молчит.  «Имеешь ли Ты право возвестить нам хоть одну из тайн мира,    из которого Ты пришёл? – спрашивает Его старик, и сам отвечает, – Нет, не имеешь. Чтобы не отнять у людей свободы, за которую Ты так стоял. Не Ты ли говорил: «Хочу сделать вас свободными» … Пятнадцать веков мы мучились с этой свободой. Но теперь это кончено, и кончено крепко. Ибо люди уверены больше, чем когда бы то ни было, что они свободны. А между тем они сами принесли нам свою свободу и положили её к нашим ногам. … Мы побороли свободу, чтобы сделать их счастливыми. Человек устроен бунтовщиком, а разве бунтовщики могут быть счастливы ? …  Зачем  же  Ты  пришёл  нам  мешать ?»

«Страшный и умный дух говорил с Тобой в пустыне. Он возвестил тебе громовое чудо трёх искушений. … В них была предсказана вся история человечества, явлены все неразрешимые противоречия человеческой природы. Реши же, кто был прав: Ты или тот, который вопрошал Тебя? Ничего и никогда не было для человека невыносимее свободы !  Видишь ли Ты эти камни ?  Обрати их в хлеба   –   и за Тобой побежит человечество  –  как стадо, благодарное и послушное.   Но Ты не захотел лишить человека свободы.  Ты возразил, что человек жив не единым хлебом.  Но  во  имя  этого  хлеба  земного  восстанет  на  Тебя  дух  земли  и  сразится  с  Тобой,  и  победит  Тебя».

«Накорми и тогда спрашивай с нас добродетели!»  –  вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой.  На месте храма Твоего воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, хотя и эта не достроится, как и прежняя.  Но к нам придут они, промучившись тысячу лет со своей башней!   И  тогда  они  принесут  свою  свободу  к  ногам  нашим  и  скажут  нам:   «Лучше  поработи,  но  накорми». …   Но  Тебя  мы  уже  не  пустим  к  себе».

«Нет у человека заботы мучительнее, чем найти, кому поскорее отдать тот дар свободы, с которым рождается это несчастное существо.  Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть.  Ибо тайна бытия человеческого не в том,  чтобы только жить, а в том для чего жить.  Спокойствие человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла.  Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести,  но нет ничего и мучительнее. Вместо того, чтобы овладеть людской свободой, ты умножил её и обременил её мучениями…   Ты возжелал свободной любви человека, чтобы он свободно пошёл за Тобой, прельщённый и пленённый Тобою.  Но  Ты  не  подумал,  что  он  отвергнет  и  образ  Твой,  и  правду  Твою,  если  его  угнетут  таким  страшным  бременем,  как  свобода  выбора».

«Есть три силы, могущие победить и пленить совесть  –  это чудо, тайна и авторитет.  Ты отверг и то, и другое, и третье.  Но люди-то  –  слабое, бунтующее племя…  Человек ищет не столько Бога, сколько чудес. …  Ты не сошёл с креста, когда кричали Тебе, издеваясь:  «Сойди с креста  –  и уверуем, что это Ты».  Ты   не захотел поработить человека чудом, и жаждал свободной веры, а не чудесной.  Жаждал свободной любви,  а  не  рабских  восторгов.   Но  Ты  судил  о  людях   слишком   высоко.    Человек  слабее  и  ниже,  чем  Ты думал !   Он  слаб  и  подл».  

«Но мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете.  И люди обрадовались, что их вновь повели, как стадо, разрешив грех с нашего позволения.   К чему же Ты пришёл нам мешать?   Мы  не  с  Тобой,  а  с  тем,  кто  искушал  Тебя  в  пустыне.   Вот  –  наша  тайна !»

Христос молчит. «О, мы убедим людей, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей и нам покорятся. …  Мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они созданы. …  У нас все будут счастливы и не будут бунтовать…  Они станут робки и станут прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке.  Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны.  О, мы разрешим им грех.  И они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить.  И мы будем позволять или запрещать им жить с их жёнами и любовницами, иметь или не иметь детей  –  по их послушанию  –  и  они  будут  покоряться  нам  с  радостью.   И  все  будут  счастливы».

«Пророчествуют, что Ты вновь придёшь и победишь.  Но я тогда встану и укажу Тебе на тысячи миллионов счастливых младенцев, не знавших греха.  И мы, взявшие на себя их грехи для счастья их, встанем пред Тобой и скажем:  «Суди нас, если сможешь и смеешь»…  Знай, что я не боюсь Тебя.  Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я готовился стать в число избранников Твоих.   Но я очнулся и не захотел служить безумию.  Ибо  Ты  –  больше  всех  заслужил  наш  костёр.  Завтра  же  я  сожгу  Тебя».

Инквизитор умолкает и ждёт, что ответит Христос.  Он хочет, чтобы Тот ответил ему хоть что-нибудь  –  пусть горькое и страшное...  Христос молча приближается к старику и тихо целует его.  Вот и весь ответ.  Старик вздрагивает.  Что-то просыпается в душе его.  Он идёт к двери, отворяет её и говорит:   «Ступай  и  не  приходи  больше !   Не  приходи  никогда,  никогда !» 

И  отпускает  Христа.  

И  Христос  уходит. 

И  поцелуй  горит  в  сердце  старика…

Говорят,  всё  познаётся  в  сравнении.

Чтобы  лучше  понять  русскую  душу,  сравним  её  с  душами  других  народов  –  с  французской,  польской,  немецкой,  еврейской. 

Сделаем  это  с  помощью  Николая  Бердяева. 

Последнюю  четверть  века  он  прожил  в  эмиграции  и  имел  ясновидящий  взгляд  на  вещи.

ФРАНЦУЗЫ. В современной Франции чувствуется какая-то хрупкость, усталость от большой своей  истории… чувствуется  истощение.  …Дух  воинственный  давно  в  ней  угас.

Мы знаем обаяние Парижа… Париж – магический город, в нём сосредоточилась вся магия современного большого Города, вся его притягательность и всё его зло.  (Судьба России; 154-155)

В Париже … есть  шипучесть,  искристость,  лёгкость…

На  всём  Париже  лежит  печать  исключительного  гения  французского  народа…

В Париже  –  последнее истончение культуры… латинской, перед лицом которой культура Германии есть варварство. (155)

Мещанство  –  другой  лик  Парижа,  лик  устрашающий,  отталкивающий. 

Французы устали от катастроф, революций, войн, исканий и захотели спокойной, довольной жизни… мещанства. 

Мещанство  есть  обратная  сторона  необузданной  жажды  наслаждений.  (156)

Подлинная бытовая свобода, свобода от ложных условностей и лицемерных норм, есть только у русских.  У  русских  есть  открытость  духа.  (156)

Французы скупы… Мещанская Франция возвела личный и семейный эгоизм в добродетель. 

Жажда  богатства  перешла  в  бесчестность…  (156-157)

Русский народ… наименее мещанский из народов… наименее дорожащий установленными формами жизни. (Русская идея; 638)

Французская  мысль…  в  ней  больше  тонкости,  чем  глубины.

В русской среде, менее утончённо культурной, обсуждение было более существенным, более  отнесённым  к  самому  главному  и  всеразрешающему.  (Самопознание; 350-351)

Если в народе побеждают интересы спокойно-удовлетворённой жизни … такой народ не может  уже … выполнить  никакой  миссии  в  мире.  (187)

Есть  смена  в  миссии  великих  народов.  

Борьба  народов  есть  борьба…  высших  предназначений…

Народ опускается и погибает, когда материальное могущество… целиком захватывает его дух. (200)

ПОЛЯКИ  совершенно  не  поддаются  ассимиляции.

Поляки  внесли  в  мир  идею  жертвенного  мессианизма.  (161)

Внутри  славянства  произошло  столкновение  Востока  и  Запада.

Распря между Россией и Польшей есть, прежде всего, распря души православноё и души католической. (162)

В  типической  русской  душе  есть  много  простоты,  прямоты  и  бесхитростности…

[Но]  в  русском  человеке  так  мало…  закала  личности.

Русский человек в своих низах погружён в хаотическую, языческую ещё земляную стихию. (163)

Польская душа – аристократична и индивидуалистична до болезненности, [но] в ней… и дурной гонор. Это  наиболее  утончённая  и  изящная  в  славянстве  душа…

[Но в ней] недостаток простоты и прямоты, и отталкивает чувство превосходства и презрения…

У  поляка  есть  любовь  к  жесту.  (163-164)

В польской душе чувствуется… способность к жертве и неспособность к смирению.

В польской душе есть страшная зависимость от женщины… рабство пола…

В русской душе нет такого рабства у женщины. Любовь играет меньшую роль… (164)

Жажда царства Христова на земле, откровения Св. Духа есть жажда славянская, русская и польская жажда. (165)

Но… в самом народе русском есть более напряжённая и чистая жажда правды Христовой и царства Христова на земле, чем в народе польском. (166)

НЕМЕЦ  –  не  догматик  и  не  скептик,  он  критицист. …  Он  –  волюнтарист  и  идеалист.

Он  –  музыкально  одарён  и  пластически  бездарен.  (168)

Берлин – благоустроенная казарма, технически усовершенствованная, со всеми удобствами, но безвкусная и лишённая всякой магии Города… (155)

Германец… не терпит хаоса, тьмы и иррациональности…

[Немецкий]  категорический  императив,  чтобы  всё  было  приведено  в  порядок.  (169)

Другие  народы  немец  никогда  не  ощущает  братски,  как  равные…

Только самого себя ощущает немец как единственный источник порядка… (170)

Немцы обнаружили… огромную самодисциплину, способность к самопожертвованию во имя государства… (192)

Склад  германца…  обоготворение  государства… (194)

Германская  раса  –  мужественная…  (15)

[Но]  трагедия  германизма…  трагедия  избыточной  воли…  исключительно  мужественной.

В  долг  германец  верит  больше,  чем  в…  Бога.

В германской религии нет покаяния… нет исканий нового града, столь характерных для славянства… она  закрепляет  этот  мир  в  дурной  бесконечности.

Религия германизма… [религия] единственной чистой арийской расы… (171-173)

Германская  идея  –  не  мировая  идея.  (174)

Германская и русская идеи – противоположны.

Германская  идея  есть  идея  господства.

Русская  же  идея  есть  идея…  братства  народов.  (Русская идея; 697)

Немец  чувствует  себя  свободным  лишь  в  казарме.  (172)

Европейские  народы … склоняются  к  упадку  и  дряхлеют.  (148)

Тема, поставленная в судьбе еврейского народа, разрешается на протяжении всей всемирной истории  [тема  избранничества  и  измены].  (Смысл  истории;  67)

ЕВРЕЙСТВО имеет центральное значение в истории. Еврейский народ есть по преимуществу народ истории, в его исторической судьбе чувствуется неисповедимость Божьих судеб.

Со всякой материалистической … точки зрения, этот народ давно должен был перестать существовать.

[Очевидна]  та  роковая  роль,  которую  этот  народ  играет  в  истории.  (68)

Мессианская  идея  определяет  исторический  драматизм  в  судьбе  этого  народа.

Еврейский  дух…  упорное  требование…  всеразрешающей  правды  и  справедливости  на  земле.

К.Маркс… был очень типичным евреем… То же еврейское требование земного блаженства в социализме. …   Но мессианскую идею…  

К.Маркс  переносит  на  класс,  на  пролетариат… призванный  освободить  и  спасти  мир. (70)

Социализм…   еврейский  религиозный  хилиазм…   тысячелетнего  царства  Божия  на  земле. (75)

Богосознание  еврейского  народа…  далёкость  и  страшность  Бога…

Богосознание  арийское…  ощущение  Бога  как  находящегося  в  последней  глубине  самого  человека.

У  еврейского  народа…  страстная  мечта  о  справедливости  в  земной  судьбе.

У греков, типичных арийцев, никогда не было этой мечты о справедливости. (71)

У евреев…  поражает  отсутствие  идеи  бессмертия  души,  почти до последнего периода… перед христианством. … В еврейском понимании бессмертен один Бог.

Это… ключ объяснения всей исторической судьбы еврейства… роковой судьбы еврейства…      

Это… привело к тому, что еврейский народ не узнал… Мессии в Христе, отверг Его и распял. (72)

Требование, чтобы правда, во что бы то ни стало, победила на земле… стало… главным мотивом… почему Христос был отвергнут еврейским народом. (76)

В  эту  историческую  жизнь  на  земле  евреи  внесли  величайшую  активность.  (74)

Еврейство, по своей духовной природе, коллективистично, в то время как арийство – индивидуалистично. (75)

Иудей  не  способен,  как  христианин,  к  покорности  Провидению.

В  этом  –  основа  революционного  характера…  еврейства.  (77)

Еврейский  народ…  ждал  Мессию  в  образе  царя…

После  отвержения  Христа  он  перестал  быть  народом  Божьим.

Христос отвергается потому, что Он умер на кресте, вместо того чтобы уничтожить царственной мощью зло и страдание и начать историю блаженную и справедливую.

«Евреи  обратятся  лишь  тогда,  когда  Христос  сойдёт  с  креста…»  (Леон Блуа). (81)

Окончательное разрешение еврейского вопроса возможно лишь… в последнем акте борьбы Христа и антихриста. (83)